Не совсем. Потому что Феникс хочет, чтобы его человеческие и творческие потребности воспринимались серьезно и реализовывались как положено.

– Да… Возможно.

Я протяжно зеваю и кладу бумаги на тумбочку, а затем смотрю на часы.

– Уже половина пятого. – Потянувшись, я выключаю свет. – Нам обоим нужно поспать.

Спустя несколько минут я начинаю дремать. Но Феникс не спит.

Его прерывистое дыхание наполняет темную комнату, и я чувствую, как он напряженно борется со своими мыслями. Предполагая, что он все еще сосредоточен на карьерных проблемах, я бормочу:

– Самое худшее, что скажет Вик, это «нет», но ты не узнаешь, пока не спросишь его.

– Куинн похожа на мою маму, – неожиданно произносит Феникс. Я поворачиваюсь к нему.

– Не могу даже представить, что ты чувствуешь.

– В том-то и дело… Я не знаю. – Его рука касается моей. – Когда кто-то отсутствует в твоей жизни слишком долго, все, что у тебя остается, это его мысленный образ. На нем ты основываешь все суждения и эмоции, потому что больше у тебя ничего нет. – Он шумно сглатывает. – И чем больше времени проходит, тем отчетливее становится этот образ.

Его длинные пальцы тянутся к моим.

– Образ моей матери создан сознанием семилетнего мальчика. В его голове она оставила его, потому что ей необходимо было спастись. В его представлении мама хотела забрать сына с собой, но не смогла. Может быть, потому что не было времени, а может, она желала оборвать любую связь с человеком, которого до ужаса боялась. Возможно, она не хотела напоминаний каждый раз, когда смотрела на меня… А может, действительно верила, что отец убьет ее за то, что она украдет собственного ребенка.

Я сжимаю руку Феникса, когда он замолкает, и безмолвно призываю его продолжать.

– В любом случае семилетний мальчик простил свою маму и оправдывал ее, потому что в его голове она была идеальной и красивой и не могла совершить ошибку, но…

Я кладу свободную руку ему на грудь, прямо на область сердце, которое бьется так сильно, что, кажется, будто вот-вот взорвется.

– Но что? – шепчу я спустя мгновение.

– Если Куинн – моя сестра, а я чертовски уверен, что это так, тогда этот образ в моей голове… – Феникс судорожно вздыхает. – Тот, за который я держался, разбился вдребезги.

На его коже выступает холодный пот, а дыхание становится рваным и поверхностным, точно его легкие не могут набрать достаточно воздуха.

– Не знаю, что мне делать. – Его пробирает дрожь. – Не знаю…

Я прижимаюсь к нему губами, надеясь успокоить. Отвлечь его. Потому что он ускользает из-под контроля. Однако вскоре Феникс отвечает на мой поцелуй.

И его поцелуй всепоглощающий. Подобно бушующему, бурному океану, который невозможно контролировать.

Каждое движение его языка – удар, каждый острый зуб – толчок, а каждое касание – гравитационное притяжение.

Но солнце не может быть переменчивым, словно океан. Иначе Вселенная превратится в темное, холодное и одинокое место.

Солнце должно находиться под контролем, потому что весь мир вращается вокруг него.

Я отстраняюсь.

– Когда ты теряешься в водовороте событий, держись за якорь.

Обхватив меня за талию, Феникс снова пытается поцеловать меня, но я отворачиваюсь, чем вызываю его злость.

– Какого хрена, Леннон?

Толкнув Феникса так, чтобы он снова лег на спину, я забираюсь на него сверху.

– Мой черед.

Я целую его шею и провожу пальцами по торсу, пока не достигаю большой выпуклости в боксерах.

Лаская его эрекцию сквозь мягкий хлопок, я скольжу вниз по его телу, останавливаясь, чтобы лизнуть и пососать каждый сантиметр кожи. Он стонет, когда я просовываю руку под пояс и обхватываю его.

– Я хочу тебя трахнуть.

Стянув с него боксеры, я глажу его член по всей длине.

– А я хочу тебе отсосать. – И целую его широкую головку, блестящую от выступившей влаги. – Очень сильно.

Расположившись между его раздвинутыми бедрами, я нежно обвожу головку члена языком, пробуя на вкус соленую жидкость.

– Это все для меня?

– Ты же знаешь, что да. – Вены на его горле выступают, будто мой контроль – пытка для него. – Прекрати дурачиться, Группи.

Его слова – предупреждение, которое я игнорирую.

Хлопая ресницами, я застенчиво улыбаюсь, подначивая Феникса.

– Что бы ты хотел, чтобы я сделала с твоим прекрасным членом?

Я планировала растянуть поддразнивание, но он наматывает мои волосы на кулак.

– Дай мне свой гребаный рот.

Как только мои губы раздвигаются, он засовывает кончик внутрь.

– Оближи.

Желая свести его с ума, я дразняще ласкаю головку, словно тающий рожок мороженого.

Проклиная все на свете, Феникс тянется вниз и сжимает часть моей задницы.

– Вылижи его весь.

Ухватившись за основание, я провожу языком вверх и вниз по толстому стволу, смакуя ощущения.

Феникс сильнее тянет меня за волосы.

– Соси.

Растягиваясь, мой рот испытывает боль, когда я вбираю его член так глубоко, как только могу. Однако этого недостаточно, потому что Феникс хочет большего. Дернув меня за волосы с такой силой, что у меня щиплет кожу головы, он проникает глубже, упираясь в заднюю стенку горла.

– Вот так, – говорит он, когда слюна стекает с моего подбородка на его яйца. – Позволь мне трахнуть этот сексуальный ротик.

Я не в том положении, чтобы протестовать – да и не стала бы, – и он приподнимает бедра, принимаясь толкаться в таком темпе, что у меня начинает болеть челюсть.

Обхватив его мошонку, я расслабляю рот, а Феникс сжимает мою шею, удерживая на месте, пока он непрерывно совершает толчки.

С его уст срывается дикий звук, и он подается вперед, крепче прижимая меня к себе.

– Глотай. – Это единственное предупреждение, которое я получаю, прежде чем теплая жидкость заполняет мой рот. – Каждую чертову каплю.

Я с готовностью сглатываю. Потому что вид полуприкрытых глаз Феникса, напряженного лица и раздвинутых от удовольствия губ, когда он смотрит на меня так, будто я самая сексуальная девушка, которую он когда-либо видел, значит для меня все.

Его пробирает дрожь, когда я отпускаю его и слизываю жидкость, вытекающую из моего рта на его плоть.

– Черт.

Я вскрикиваю, когда он приподнимает меня и обхватывает руками, прижимая к своей груди.

– Спасибо. Мне это было нужно.

Я легонько провожу кончиком пальца по шраму на его животе. И запоминаю, что надо бы спросить его об этом позже, но тут он хрипло произносит:

– Разрыв селезенки в результате аварии. Я потерял чуть больше трех литров крови.

Какой ужас.

– Господи.

– Очевидно, у меня остановилось сердце в машине скорой помощи. Я ни хрена не помню в отличие от Сторма. Он сказал, что это был самый страшный момент в его жизни и он еще никогда так усердно не молился. – Феникс издает ядовитый смешок. – Очень жаль. Может, тогда бы я умер.

Мое сердце резко замирает, прежде чем сжаться в грудной клетке.

Осознание того, что он искренне хотел бы в тот день умереть, причиняет физическую боль.

– Я почувствовала облегчение, когда узнала, что ты жив. – Мои веки тяжелеют, ритм его пульса убаюкивает. – По какой-то причине ты все еще здесь. И я чертовски надеюсь, что ты поймешь, в чем она заключается, пока не стало слишком поздно. Потому что мир не может сиять без Феникса Уокера.

Он резко втягивает носом воздух.

– Куинн права, – шепчет он в мои волосы. – Мне повезло, что у меня есть ты.

Тревога сдавливает мои внутренности.

У нас с Фениксом за плечами целая история. Ужасная. Грязная. Болезненная история.

Несколько недель отличного секса и парочка подобных приятных моментов не сотрут наше прошлое.

– Только на следующие три недели и пять дней, – напоминаю я ему и себе.

Однако, когда я открываю глаза, он уже крепко спит.

Осторожно, чтобы не разбудить Феникса, я выскальзываю из его объятий и сворачиваюсь клубочком на противоположной стороне кровати.