– Хорошо. Если только на подносе не будет яичного салата.

Они начинают подниматься наверх.

– Не беспокойся. Тут индейка и сыр.

– Я сейчас приду, – кричу я им вслед. – Феникс как раз уходит.

– Нет. Феникс остается.

В отчаянии я вскидываю руки.

– Ладно. Неважно. Наслаждайся здесь одиночеством.

Я поворачиваюсь, чтобы подняться по лестнице, но он ловит меня за руку.

– Кто такая Кейт?

– Моя мама.

Могу сказать, что Феникс не ожидал подобного и потому отшатывается. А затем возвращается к дивану и садится.

* * *

Я вышагиваю в спальне отца, пока он ест сэндвич.

– Он сумасшедший.

– Не ты, дорогой, – успокаивает миссис Палма папу, а затем поворачивается ко мне. – Не могу поверить, что собираюсь это сказать, но, кажется, он заботится о тебе. Не то чтобы это меняло его поступок.

– Это ничего не меняет.

Ответ прозвучал более кратко, чем я планировала.

Кивнув, она поднимается со стула.

– Не возражаешь, если я пока займусь своими неотложными делами? Мне нужно пару часов, не больше.

Этой женщине больше никогда не придется просить меня об одолжении. Я перед ней в вечном долгу.

– Конечно, нет. – Я оглядываюсь. – Могу я что-нибудь сделать за это время?

Она пожимает плечами.

– Нет. Хотя кое-что из белья можно отправить в стирку, а другое достать из сушилки, сложить в стопку и отнести наверх.

– Считайте, что уже сделано.

Миссис Палма гладит меня по руке.

– Я забегу в продуктовый магазин и куплю все необходимое для твоего любимого блюда. Приготовим его на ужин.

Мне следует отказаться, ведь она делает более чем достаточно, но у меня слюнки текут, когда вспоминаю ее потрясающую фаршированную курицу и запеченные макароны с сыром.

– Спасибо, – благодарю я, пока она направляется к двери.

Миссис Палма останавливается.

– Следует ли учесть дополнительную порцию, если наш гость решит присоединиться к нам за ужином?

Я ощетиниваюсь.

– Точно нет.

– Тогда ладно. Оставим его голодать.

С этими словами она уходит.

Мой взгляд падает на пианино из красного дерева в другом конце комнаты.

В прошлом году – с помощью миссис Палмы и ее мужа – я перенесла его из папиной студии в его спальню. Чтобы он мог играть, когда захочет, потому что я знаю, как сильно он любит музыку.

И я как-то читала, что это якобы помогает людям, страдающим деменцией.

Однако папа уже редко слушает или играет.

Еще одна вещь, которую у него отняла эта ужасная болезнь.

Натянув на лицо улыбку, я поворачиваюсь к отцу.

– Как ты?

– Эх. Могло быть лучше, могло быть хуже. – Он моргает и смотрит на меня. – Кто вы?

Мою грудь пронзает слишком знакомая боль.

– Я…

– Шучу, – говорит он с улыбкой. – Я знаю, кто ты.

Боль ослабевает.

– Ты моя новая сиделка.

И вновь возвращается.

Он ставит поднос на стул рядом с кроватью.

– Этот сэндвич меня утомил. Я ненадолго закрою глаза, хорошо?

– Хорошо.

Вспоминая про стирку, о которой пообещала миссис Палме позаботиться, я беру корзину из папиной комнаты и направляюсь в подвал. Запустив стиральную машину, достаю одежду из сушилки и складываю ее.

Я проснулась с глупой надеждой, что сегодня будет хороший день и он вспомнит, кто я такая.

Но, по крайней мере, я смогла его увидеть.

Даже если папа всего лишь оболочка того человека, которым он был раньше.

И тотчас мое разочарование затмевает чувство вины.

Он не виноват. Мой отец никогда не просил о деменции, и я не сомневаюсь, что, знай он заранее о том, что случится, то был бы убит горем.

Так же, как и я.

У меня нет никаких воспоминаний о матери. И хотя было тяжело терять ее в том смысле, что у нас с ней никогда не появится особая родственная связь… Больше всего я скорблю о тех переживаниях и воспоминаниях, которых у меня никогда не будет.

Но с отцом все с точностью да наоборот.

Он не просто мой единственный родитель… Он мой лучший друг.

Этот человек находился рядом со мной с того момента, как я сделала первый вдох, и вся моя жизнь наполнена нашими воспоминаниями.

Воспоминаниями, к которым он больше не может вернуться.

Учитывая, что именно общие памятные моменты составляют нашу сущность… Видеть мужчину, который выглядит как мой отец, но ведет себя иначе, – невероятная пытка, которую я никому не пожелаю.

Как бы крепко я ни держалась, мой лучший друг ускользает – с каждым днем все дальше и дальше, – и я ничего не могу с этим поделать.

Каждый вечер, прежде чем закрыть глаза, я молюсь о нескольких мгновениях, когда он вспомнит, что я его дочь.

Но сейчас их так мало.

Сделав пару успокаивающих вдохов, чтобы собраться с мыслями, я складываю одежду в корзину и возвращаюсь наверх, дабы убрать ее в шкаф.

Когда я открываю дверь подвала, мои уши наполняет мрачный мелодичный звук.

Этот звук я узнаю где угодно…

Потому что он исходил из моей души.

Глава 60

Леннон

Я его убью.

С гулко колотящимся сердцем я спешу вверх по лестнице, пока Феникс вытягивает последние ноты, и песня подходит к концу. Не могу поверить, что у этого подонка хватило наглости войти в комнату отца, положить свои грязные пальцы на его пианино и сыграть песню, которую сам же и украл.

Я уже готовлюсь вбежать туда и вышвырнуть его, но то, что я слышу дальше, приковывает меня к месту.

– Это было невероятно, – говорит папа. – Ты сам ее написал?

Мое сердце все еще отбивает бешеный ритм.

– Нет, – тихо произносит Феникс. – Ее написала ваша дочь.

В моей груди разрастаются сожаление и печаль, пока не становятся сокрушительной тяжестью, сдавливающей легкие.

Я никогда не признавалась отцу, что пишу песни. И даже не думала, что мой талант может приблизиться к его дару, будучи уверенной, что он втайне с этим согласится.

А после того, как Феникс украл мою песню, я вообще перестала писать.

Теперь папа никогда не узнает.

Я набираюсь сил, чтобы войти, но их разговор продолжается:

– Это Леннон написала?

– Да. – Феникс тяжело выдыхает. – Она.

Меня охватывает волнение, и я бросаюсь в комнату.

– Папа?

Улыбаясь, он поворачивается ко мне.

– Привет, Мартышка. – Сбитый с толку, он оглядывается по сторонам. – Разве ты не должна быть в Дартмуте?

– У нас каникулы на несколько дней, поэтому я приехала домой.

На пару мгновений он задумывается, а потом говорит:

– Песня, которую ты написала, потрясающая. – Он слегка морщится. – В конце получилось немного вульгарно, но мне понравилось.

Не знаю, смеяться мне или плакать, потому что он снова здесь.

– Спасибо.

– Я горжусь тобой. – Улыбка касается его глаз, когда он встречает мой взгляд. – То есть я всегда тобой горжусь, но это…В тебе есть нечто особенное.

Румянец от смущения расползается по моим щекам.

– Ничего такого.

Феникс встает и отходит от пианино.

– Мне пора ехать на саундчек.

Эмоции бушуют во мне, точно ураган.

Кража моей песни непростительна… Но он только что сделал мне величайший подарок.

– Спасибо, – шепчу я, пока Феникс проходит мимо.

Мое сердцебиение учащается, когда он наклоняется и целует меня в лоб.

– Он мне все еще не нравится, – говорит папа после того, как Уокер уходит.

Я наполовину фыркаю, наполовину ворчу.

– Мне он тоже до сих пор не нравится.

Папа раздраженно вздыхает.

– Похоже, он снова пробрался в твою жизнь.

– Только потому, что мы временно работаем вместе. – И тут я понимаю. – Ты знаешь, кто он?

Нахмурившись, он встает с кровати.

– Отец никогда не забудет человека, который разбил сердце его дочери. – Он делает такое лицо, будто чувствует запах чего-то прокисшего. – Но ты была права. У этого сукина сына чертовски хороший голос.